Страна огромная, и бой идёт смертный: Ленинград душит кольцо блокады, сжимая петлю голода на горле людей, не как один умирающих в борьбе с жестокой напастью, цепляясь за последний шанс, каким его подсказывает личная воля, сила которой оказывается больше у малого ребёнка, чем у взрослой женщины, которой её не хватило.Одна из многих жизненных ситуаций, проявляющих скрытые стороны и неведомые прежде свойства характеров в состоянии экстремального давления обстоятельств, о котором было много писано-переписано в поэзии, прозе, дневниках и хрониках Отечественной войны, оставляя этой картине немного шансов на удачу, которая её авторам виделась не так, а иначе.Дискуссионные беседы академической профессуры в подвале обстрелянного бомбоубежища, интеллигентские проповеди и недетская серьёзность осиротевшей девчушки — обязательная программа идейно-нравственного выступления, говорящего лозунгами плакатов, расклеенных на побитых осколками стенах уцелевших домов, вместе с дикторским голосом имитирующего Левитана Игоря Кириллова, наводят на картину тень агитпропа, что едва не упаковывает рассказ в футляр казёнщины, от чего его спасает не выдуманное стечение обстоятельств, а поразительная искренность Алины Саргиной и Артёма Быстрова, сумевших прочувствовать трагичную судьбу своих героев и сделать её живой пьесой, украшенной короткими зарисовками о блокадном житье-бытье, сдобренных собранием традиционно советских персонажей, вместе со старинной мебелью воссоздающих быт одной комнаты, куда, на счастье, заносит несчастных людей.Неразговорчивый и терпеливый Лёва Гершов оказывается способен на очень интересные реакции, добытые потайными ухищрениями постановщиков, вызвавших необходимый отклик у маленького актёра, может даже и не думая о том, насколько потрясающе выглядит блаженная улыбка доходяги, которому новоявленная сестрица поменяла подмоченные штаны.Именно эти трое, а не типовые сцены с прописными истинами или раскрашенные кадры блокадной хроники, делают эту ленту яркой и даже увлекательной при всей очевидности от чего идут и к чему клонят её создатели, ещё раз подтверждая, что любой расчёт ломает неподдельность образов людей, вызывающих естественное сопереживание в их душевном стремлении продолжать по-человечески жить вопреки страшной бесчеловечности.